Творческие вехи Галины Саламатовой

В своей творческой биографии заслуженная артистка России Галина Саламатова выделяет две роли, которые ей особенно дороги. Первой из них стала Ефимия в «Хмеле» Алексея Черкасова в Минусинском драмтеатре. Вторая, спустя четверть века, — бабушка в спектакле «Похороните меня за плинтусом» на сцене Красноярского театра им. Пушкина. В апреле этот спектакль будет представлен на фестивале «Золотая маска» в Москве.

Не слишком ли строго себя судите, Галина Вениаминовна? За столько лет работы — и только две вехи?

Дело не в том, насколько я к себе строга. Понимаете, Ефимия и бабушка — это результат каких-то наработок. Не набранный опыт, нет. А внутреннее накопление, багаж — душевный, жизненный. Не будь у меня прежде многих других ролей, по-своему значимых, я бы, может, не сыграла бы ни Ефимию, ни бабушку. И почему мне еще так дороги эти героини? Их характеры — сгусток энергии, где намешано и положительное, и отрицательное. Такое непросто передать.

Вам уже не раз приходилось играть возрастные роли. Но столь противоречивого персонажа, как бабушка в «Плинтусе», не помню.

А таких у меня и не было. И приглашение сыграть бабушку стало для меня большой неожиданностью. Очень признательна Алексею Крикливому, что он меня увидел в этом образе, — для актера такое признание дорогого стоит. Для Алексея все было важно в процессе репетиций — любой взгляд, поворот, любая оценка — вплоть до движения глаз! Жаль, что многое пришлось потом вымарать — спектакль получался слишком длинный, шел больше пяти часов.

Прежде, до приглашения сыграть в этом спектакле, вы были знакомы с повестью Павла Санаева?

Нет, только слышала о ней. И когда мы на репетиции ее прочли, у меня был шок. Понятия не имела, как буду это играть — и смогу ли я?.. Говорила режиссеру: «Представляешь, что нам нужно сделать, чтобы в финале, когда на экране появляются слова о похоронах бабушки, из зрительного зала не раздалось — ну, слава богу!» Алексей отреагировал спокойно: «Понимаю. И мы это сделаем». Он верил в меня, и мне его благожелательность придавала уверенности. Только благодаря ему и пришло какое-то понимание этого образа.

Кстати, как он рождался? Когда я читала повесть, мне эта героиня представлялась несколько иной…

Естественно, каждый человек оценивает литературных персонажей в силу своего жизненного опыта, своего видения и понимания людских характеров. Мы читаем текст и по мере прочтения выстраиваем себе образы героев. Само собой, они заданы автором. Но эмоции-то по отношению к ним — наши собственные. И моя бабушка — это мои эмоции, мое понимание героини. Взять, например, речевую характеристику — мне говорят, что у моей героини в спектакле звучит еврейский акцент.

Да, и весьма отчетливо!

Но ведь если вчитаться в повесть — он задан автором! Что особенно заметно в финальном монологе. И меня это нисколько не удивляет — бабушка жила на Украине, там было немало еврейских поселений. Еврейские интонации бабушки, ее характер — все это выписано в повести. А я лишь передала их, как смогла.

Не допускаете, что далеко не все евреи с этим согласятся? В речи бабушки много жестких выражений — не каждый воспримет их с пониманием.

Важно вот что понять: то, как в повести представлена бабушка, ее характер и лексика, — так ее воспринимает внук Саша, восьмилетний мальчик. Автор как будто возвращается в свое детство. И описывает свою семью через призму восприятия не взрослого человека, а ребенка. Мне кажется, дети не всегда в состоянии понять нюансы, дать им полную оценку. Бабушка говорит Саше: «Сволочь ты!» Но ведь это можно произнести по-разному. Вы заметили — я смягчаю это слово интонационно. В ее ругани, если хотите, есть какой-то юмор, ирония, самобытность. Есть эта самобытность и в ее характере. Например, я долго не могла вступить в первую сцену, где бабушка сердится на мужа, что он собрался на рыбалку вместо того, чтобы везти внука по врачам. Ломала голову: в какой тональности ее начать? Я понимала, что бабушка скребет с утра на свой хребет — но ведь это надо было показать органично! Поначалу получалось скандально, я долго не могла найти верную интонацию. Ведь бабушка, по моим ощущениям, человек неагрессивный.

Мне кажется, в вашем исполнении она показана гораздо мягче, чем в первоисточнике. Такое ощущение, что вы как актриса оправдываете свою героиню в глазах зрителей.

Возможно… Вы знаете, мне один актер сказал: «Что-то бабка у тебя слишком добрая». (Смеется.) А другому вообще не понравилось — даже с премьерой не поздравил… Значит, не попали в его видение материала. Я понимаю, конечно же, что не все согласятся с этим образом. Но, как бы то ни было, мне очень дорого, что мою работу осенью высоко оценили на международном фестивале «Камерата». Найти отклик не только у публики, но и у критиков — это очень сложно.

К слову, о публике — как воспринимает?

По-разному. Есть подготовленные зрители, которые прочли повесть, — они с первой сцены входят в атмосферу нашего спектакля, и это сразу ощущается. Другие немножко растеряны, но постепенно тоже начинают включаться в нашу игру. Чем сложна первая картина? Это знакомство с бабушкой, и оно не должно быть чрезмерно экспрессивным по энергетике, чтобы зритель от нее сразу не отвернулся. Помните, когда бабушка орет: «Вы загадили мне мозг, больной, несчастный мозг!» — этот небольшой моноложек ведь можно показать излишне реалистично, выплеснуть отрицательную энергетику на сидящих в зале людей. Но тогда и моя героиня сразу же вызовет у них отторжение.

И как вы решили эту задачу?

Алексей предложил: «Бабушка не состоялась в молодости как актриса, вот и включает в себе то и дело какую-то героиню — то Анну Каренину, то еще кого-то. Так, как она их понимает». И в начальной картине у нее как раз и происходит такое включение — она скандалит не по-настоящему, а словно изображает скандальность.

Некая театрализация?

Да-да! Гротесковая подача — не знаю уж, насколько она мне удается… Но в основном, когда заканчивается спектакль, люди реагируют благодарно.

Не могу не спросить вас, Галина Вениаминовна, еще об одной значимой вехе в вашей жизни. В этом сезоне ваша дочь окончила академию искусств. Не огорчились, что Катя уехала работать в другой театр?

Конечно, как матери мне бы хотелось, чтобы дочь была рядом. Но работать в театре, где папа директор (Петр Аникин. — «ВК»), а мама — актриса, ей было бы нелегко. Пришлось бы постоянно доказывать, что она сама по себе. И в первую очередь она уехала от этого. Что ж, пусть пройдет через собственные ошибки, шишек понабивает… Лишь бы на пользу. Новосибирский «Глобус» — хороший театр, там работают сильные режиссеры. Главное, чтобы ее там увидели.

Помнится, вы без энтузиазма восприняли, когда она бросила юридический факультет и поступила на театральный.

Я и сейчас очень переживаю, как сложится ее судьба в театре… Катя получила актерское образование — но я пока не рискну сказать, что она получила профессию. Надеюсь, она правильно поймет, что это каждодневный тяжелый труд.

Во всяком случае, дебютировала Екатерина Аникина очень убедительно — еще студенткой сыграла Нину Заречную.

По крайней мере, не опозорилась, не подвела режиссера Олега Рыбкина, который доверил ей эту роль — одну из лучших в мировом репертуаре. Я рада, что она не подвела своих партнеров по постановке.

Представляю, как вы волновались.

Конечно, волновалась — боялась, что Катя не потянет, чего-то не поймет. К тому же выйти на сцену в театре, где работают ее родители, — я понимала, насколько это ответственно. Начало всегда опасно провалом. Но, мне кажется, оно вдвойне опаснее победой. Если в начале пути у актера была какая-то яркая удача — нужно быть начеку. И не обольщаться — жизнь только начинается, и, если уповать только на удачу, это может кончиться плачевно.

А вы свой собственный дебют помните?

Да, это был спектакль в Минусинске по пьесе Володарского «Самая счастливая». Мне было сложнее — я из простой деревенской семьи, мамы и папы рядом не было — некому было поругать и поддержать. Катя выросла в актерской семье. А я в профессию сама входила маленькими шажонками. И на всю жизнь запомнила похвалу, которую случайно услышала после своего дебюта от нашего осветителя. Он сказал режиссеру: «Наверное, из нее что-то получится. Она видит, слышит и очень органична». И, знаете, спустя годы работы я поняла — это действительно важнее всего. Как таблица умножения — если владеешь ею, сможешь решать задачи любой сложности. Так и в театре: если ты видишь, слышишь, понимаешь партнера — на этих основах, мне кажется, можно играть все, в силу своего таланта. В какую бы форму ни был помещен актер — главное, чтобы зритель понимал, что он делает, что несет со сцены. Это я пыталась донести и до своей дочери. Очень надеюсь, что она меня услышала.